|
|
|
|
Первое мое посещение Диксона в феврале-марте 1990
года, связанное с определением условий и объёмов выполнения водолазных работ,
оставило в памяти самые лучшие впечатления об этом бесконечно - белом крае,
где море, острова, побережье укрыты белоснежным покрывалом, стирающим между
ними все границы и различия. Тридцатипятиградусный весенний мороз и пронизывающий
арктический ветер разожгли непреодолимое желание в познании того, что находится
под этим снежно - ледяным панцирем, большую часть года скрывающим от глаз
то, что именуется тундрой и Карским морем.
По возвращении в Киев и доклада о предстоящей работе в Арктике, желающих ехать
на Диксон оказалось немного. Не знаю, что больше склонило определившихся участников
водолазной группы к экспедиции: то ли материальная заинтересованность и стремление
поправить свои финансовые дела в период разгула инфляции, то ли чувство профессионального
самоутверждения, рождающееся в преодолении некоторых трудностей при работе
в экстремальных условиях, то ли необъяснимое желание увидеть, узнать, почувствовать
что-то новое. По крайней мере, в водах Карского моря никому из нас работать
не приходилось. Работали в морях Тихого, Индийского, Атлантического океанов,
в водоёмах и реках, в химических и биологических отстойниках, в настоянных
на «мирных» радионуклидах водах пруда-охладителя и каналов Чернобыльской АЭС.
Здесь же мечтали поработать в чистой, прозрачной воде незатронутого экологическими
метастазами мегаполисов Карского моря.
Ярко раскрашенный АН-26 с эмблемой полярной авиации, двигаясь навстречу времени,
переместил нас из знойного июльского и слегка радиоактивного пространства
Киева в, мягко говоря, прохладное, до стерильности экологически чистое Таймырское
лето. Солнце уже щедро светило круглые сутки, но грело весьма скупо. День
отдыха прошёл быстро и незаметно в обустройстве быта, а светлой, солнечной
ночью мы пошли изучать посёлок и порт, где с утра предстояло начать работу.
Благо, что пятичасовая поясная разница во времени ещё не дала себя знать.
Утром, установив всё снаряжение в двадцатифутовом морфлотовском контейнере,
спрессовавшем нас на три месяца в терминологическое понятие «водолазная станция»,
начали водолазное обследование сброшенного штормовым ветром с причала портального
крана.
|
|
|
|
Первым пошёл под воду мастер водолазных работ Саша
Печевистый. - Где же обещанная «морская» видимость? – спрашивает он. - Должна
быть! – отвечаю. «Заказчик» гарантировал, что вода здесь исключительно чистая
и прозрачная. Возможно, это верхний слой от таяния снега и льда такой мутный.
Это бывает. Пойдёшь на грунт с разрушенного яруса причала, там будет хорошая
видимость. - Понял! Иду дальше.
Осторожно, потихоньку потравливая шланг - сигнал по ходу водолаза, фиксируем
все данные о характере и размерах разрушений, произведённых рухнувшим во время
одного из штормов портальным краном и мощнейшими ледоходами, в силе которых
мы неоднократно убеждались в самый разгар диксонского лета, когда срывающийся
из пролива Вилькицкого лёд, влекомый неудержимыми морскими течениями, наваливался
на выступающие над водой части возведённых нами подводных конструкций и ломал
лиственничные брусья сечением 20х20 см, так легко и непринуждённо, как я,
например, спичку. - Обошёл всю повреждённую часть причала! – громыхнуло из
динамиков коммутатора. - Понял! Начинай спуск на грунт. Иди вдоль стенки и
выйдешь на кран. Он метрах в десяти от торца пирса должен лежать. Осторожно,
не зацепись, следи за «чистотой» шланг-сигнала, здесь очень «грязно». - Понял,
иду на грунт. Травите потихоньку шланг-сигнал. - Как видимость? - Как... в
пищеводе негра. И кто тут обещал хорошую видимость? Помпа работает всё натуженней.
Уже чётко прослушивается в динамиках раздельная и длинная подача воздуха из
каждого цилиндра.
Смотрим на манометр – глубина восемнадцать метров, даже более, чем предельная
для работы от одной помпы. - Я на грунте. Самочувствие нормальное, но где
обещанная видимость? - А что, совсем нет? - Нет! Абсолютная темень. - Ты,
Саша, сейчас в тени под пирсом. Выйдешь из-за пирса, там солнышко будет пробиваться.
Хоть что-то будет видно. Портальный кран не иголка. - Ищи! – я начинаю выкручиваться
за непроверенные посулы «заказчика». - Травите шланг-сигнал! - Шланг-сигнал
свободен! - Значит, где-то засорился. Потравите! Ещё! Теперь подберите слабину!
Снова потравите! Теперь выбери слабину и держи всё время в тугую! Так, неоднократно
цепляясь и распутывая зацепы, Саша всё же нашёл затонувший кран, осмотрел
часть его, но отведённое ему время закончилось.
|
Самый короткий путь
– не самый верный
|
|
|
|
|
|
Моя очередь идти под воду. Подвязываю к шлангу бруски пенопласта,
чтобы он находился на плаву и не цеплялся за разрушенные элементы пирса...,
на трапе..., под водой у трапа проверяюсь на герметичность..., становлюсь
на четвереньки и, на ощупь, ломлюсь через разрушенный оголовок причала прямо
к крану, уверенный в том, что плавающий кабель-шланг максимально исключит
зацепления. Видимость действительно отсутствует, а с увеличением глубины становится
непроглядной теменью. По пути невообразимый хаос и нагромождения из брусьев,
лафетов разрушенных венцов, бутового камня, арматуры, тросов... До края добрался
благополучно. Теперь надо аккуратно опуститься по стенке на грунт. Набираю
поболее воздуха в скафандр, даю команду подобрать шланг-сигнал в тугую и потихоньку
травить.
Видимости – никакой. Только потревоженные движением гнилушки фосфориcцируют
в непроглядной темноте. Коснулся подошвами чего-то твердого, ощупал вокруг
себя, вроде бы на грунте. - Я на грунте. Самочувствие в норме. Иду к крану.
Травите... Травите же шланг-сигнал! - Шланг-сигнал свободен! - Подберите!
Потравите. Продёрните. Зацепился! Пытаюсь продернуть еще раз... По шлему,
по рукам забарабанили камни, рядом довольно плавно опустился обломок бревна.
Хорошо, что не по шлему. Надо подвсплыть и найти зацеп. - Попробуйте раздельно
сигнал и кабель-шланг продёрнуть! - Не идут! Капитально где-то встряли! Набираю
воздух и поднимаюсь, набрасывая кольцами на левую руку слабину шланг-сигнала.
Помпа качает слабовато.
Есть! Вот ребро между вертикальной гранью торца пирса и горизонтальной площадкой.
Сейчас найду зацеп и освобожусь. Где же они зацепились..? Ничего не видно!
Левой рукой цепляюсь за какой-то костыль, забитый в венец, а правой ощупываю
нагромождение брусьев и камней, в которое уходит шланг-сигнал. Хоть бы какую
видимость... Понятно! Вот они уходят под толстую лафетину, съехавшую откуда-то
сверху и застрявшую на обломках венца ряжа. Пытаюсь сдвинуть её. По шлему
вновь забарабанили камни, что-то тяжёлое сильно ударило по левому плечу. Одной
руки для работы явно не хватает. Куда это Дарвин наши атавистические хвосты
дел? Сейчас зацепился бы хвостом, а обеими руками работал... Левая рука начинает
неметь, дыхание уже сбито, да и воздуха маловато. Правой рукой снова упираюсь
в лафетину: немного подаётся... снова сильный удар по шлему, на голову что-то
падает и в затылок бьёт струя ледяного воздуха. Ясно! От удара отвалился воздухонаправляющий
щиток. Снова двигаю лафетину..., уменьшилась подача воздуха, значит пережимает
шланг. Старый осёл, надо спокойнее...
- Как самочувствие, Петрович?! Готовим страхующее! – начинает беспокоиться
Саша. Наверное, я уже долго «выкручиваюсь». - Подождите... сейчас... В ребятах
наверху я уверен, как в себе. Проверено экспе диционной жизнью. А сердце уже
пытается выскочить между рёбрами на свободу, дыхание срывается. Если начну
дёргаться, то сам не выберусь, стыдно будет. Ещё раз ощупываю, уже отдельно,
сигнал. Запускаю руку по нему в самый завал, приподнимаю плечом лафетину...
воздух пошёл сильнее... Ясно! Здесь «засорился». Выдёргиваю сигнал. - Выберите
сигнал и держите втугую! - Поняли! – сигнал «уходит» с руки и надраивается.
Продёрнули – свободен. Теперь свободны обе руки. Снова лезу руками в завал
по кабель-шлангу.
Вот! Вот он, проклятый поплавок! Его вместе со шлангом защемило в завале,
а поплавок ещё и сработал как стопор. Рывок..., шланг подался, но не освободился.
Сердце и лёгкие готовы разорваться от напряжения..., ещё рывок, ещё..., кабель-шланг
чист! - Выбирайте шланг-сигнал, мальчики... и меня заодно, если можно. Надо
бросать курить, ребята! Переводите меня на западную стенку пирса, пойду к
крану более длинным путём, так как на личном опыте убедился, что самый короткий
путь – не значит, что он самый верный.
|