Если верить письму, отправленному
художником жене в мае 1886 года (Метте с детьми предпочитала
жить в родном Копенгагене), уже тогда Гогену кто-то предложил
«стать земледельцем в Океании», и он задумался над предложением…
Путешествовать для Гогена было не в новинку. В юности
он ходил помощником штурмана на торговых судах, в том
числе и в Южную Америку, был матросом военного флота.
Весной 1887 года живописец сделал отчаянную попытку вырваться
из нужды; для этого он отплыл в Панаму, где сестра Гогена
жила в замужестве за лавочником. Но, не найдя в далеком
краю ни родственной поддержки, ни, естественно, возможности
жить продажей картин, Поль был принужден… наняться в землекопы!
По двенадцать часов в день он трудился на строительстве
знаменитого Панамского канала. Затем компания уволила
его вместе с тысячами других рабочих. Проведя еще несколько
месяцев на острове Мартиника, тяжело заболев, Гоген возвратился
во Францию.
Там его продолжали преследовать неудачи, кажущиеся просто-таки
проделками дьявола, если смотреть на те события с высоты
нынешних времен. Вот лишь один пример. Поль пытался продать
одному прижимистому богачу огромную коллекцию своих произведений,
тридцать восемь картин и пять керамических сосудов, за
сумму в пять тысяч франков. Богач отказал. Семьдесят лет
спустя это собрание стали оценивать, по меньшей мере,
в тридцать миллионов франков! Увы, даже среди не слишком
уважаемых в те годы импрессионистов Гоген слыл неудачником.
Его собратья по художественной школе, Эдгар Дега или Клод
Моне, не знали подобных разочарований. Более трагичной
была разве что судьба безумного гения-самоубийцы Ван Гога…
Чтобы вполне понять тягу художника к тропическим краям,
надо упомянуть и о его наследственности. В венах Алины,
матери Гогена, текла смешанная кровь — французская, испанская,
перуанская… Ребенком Поль провел четыре года в Перу, и,
возможно, это время теперь казалось ему безмятежным, а
обстановка жаркой страны — райской. За год до отъезда
на Таити Гоген создал картину «Ева», на которой первая
из земных женщин изображена среди несколько фантастической
южной флоры. Лицом и фигурой Ева схожа с полинезийками,
— но знатоки утверждают, что в ее облике проступают черты
матери Гогена! Так на полотне соединилось полувоображаемое
прошлое с иллюзорно-счастливым будущим…
Наконец, Поля посетила удача. Ему удалось продать двадцать
девять полотен за общую сумму около десяти тысяч франков
(теперь любое из них стоит сотни тысяч). Художник мечтал
отправиться на вожделенный остров вместе с женой, которую
мельком видел год назад, и с детьми, которых не видел
уже шесть лет! Но Метте наотрез отказалась участвовать
в затеях «полоумного» мужа. Напрасно он внушал ей, что
на Таити напишет уйму гениальных картин, устроит в Париже
персональную выставку, разбогатеет, что все они заживут
иной, великолепной жизнью. Практичная датчанка была непреклонна…
Влиятельные французские друзья Гогена выхлопотали живописцу
бумагу от министерства просвещения, благодаря которой
его поездка стала выглядеть некоей официальной миссией.
Художник якобы ехал во Французскую Полинезию, дабы запечатлеть
этот край для потомков и тем увековечить славу колонизаторов.
Все как будто складывалось наилучшим образом… но один
из друзей Поля пишет, что перед отъездом Гоген плакал.
Его мучило раздвоение между любовью к семье, которую он
покидал на долгие годы, и властной тягой к творчеству,
требовавшему всех сил без остатка. «Я не мог одновременно
следовать своему призванию и содержать семью. Тогда я
избрал призвание, но и тут провалился. Теперь, когда можно
на что-то надеяться, меня, как никогда, мучает жертва,
которую я принес и которой не вернуть»…
