Вечером 31 марта 1891 года Гоген сел в поезд, чтобы ехать в Марсель, откуда выходило судно «Океания» курсом на Таити. Несколько друзей проводило его на Лионский вокзал и помогло тащить багаж, включавший ружье, валторну, две мандолины и гитару. Ружье было необходимо для охоты в лесах острова, конечно же, дремучих и богатых экзотической дичью. А музыкальные инструменты казались еще более уместными там, где, как считал Поль, счастливые туземцы проводили все свое время по принципу вахине, ава э упа-упа, т. е., «женщины, вино и танцы»…

На борту парохода, седьмого июня, Гоген отпраздновал свое 43-летие. Он был еще весьма крепок, силен, как и положено бывшему моряку и землекопу, хотя много курил и налегал на выпивку. Болезнь, подхваченная Полем в злачных местах Парижа, когда он вынужденно вел холостяцкий, «богемный» образ жизни, пока дремала в глубинах тела…

Два дня спустя, на рассвете, когда судно прошло через узкий проход между коралловыми рифами, остров мечты предстал перед художником во всей своей красе. Таити представляет собой не что иное, как вершину гигантского подводного вулкана; конус горы, некогда извергавшей пламя и лаву, высится над морем на две с лишним тысячи метров. Гоген видел синевато-серые мрачные склоны, головокружительные обрывы…

Пейзаж напоминал лунный. Но, когда корабль подошел еще ближе, краски острова волшебно изменились. Оказалось, что горы и их отроги, сбегающие к морю, почти сплошь покрыты лесами и огромными ярко-зелеными папоротниками. А за излучиной залива вставала сплошная стена деревьев, усыпанных красными цветами. За этим сказочным лесом пряталась столица Таити, город Папеэте…

Раздвинулся цветочно-лиственный занавес, и сошедший на берег Гоген испытал первое из своих бесчисленных разочарований в «тропическом раю». Вместо ожидаемых бамбуковых хижин, крытых пальмовым листом, он увидел шеренги лавок и кабаков, безликие дома из дерева или неоштукатуренного кирпича, под железными крышами. А полинезийцы вовсе не походили на нагих загорелых Адамов и Ев, ради наслаждения писать которых на полотне и делить их беззаботную жизнь Поль обогнул половину земного шара. О фигурах женщин вообще нельзя было судить, поскольку христианские миссионеры заставили их носить длинные бесформенные платья. Единственным украшением вахине были их густые, блестящие волосы…

Мужчины щеголяли в шляпах-канотье, ситцевых юбках и белых рубахах навыпуск. Трудно было бы и нарочно придумать что-нибудь столь нелепое… Первое свое впечатление от Папеэте Гоген подытожил в следующих печальных словах: «Это была Европа — Европа, от которой я уехал, только еще хуже, с колониальным снобизмом и гротескным до карикатурности подражанием нашим обычаям, модам, порокам и безумствам».

Впрочем, позднее, когда Поль уже снял себе дом и немного обустроился, его впечатления о туземцах стали лучше. Более того, невзирая на бумаги от министерства просвещения, местный «бомонд» — французские офицеры, чины колониальной администрации — быстро понял, что имеет дело отнюдь не с собратом по духу, занятым карьерой и признающим лишь общество белокожих; Гоген почувствовал себя лишним в кругу соотечественников и сблизился с таитянами. «Под сенью хлебного дерева между хижин сидят живописными группами мужчины и женщины, распевая песни или беседуя друг с другом. Если они делают лубяную материю, стук деревянных колотушек непременно сопровождается песней»…

Конечно, темпераментного живописца больше всего влекли женщины. Вечерами Поль отправлялся на туземный «бал» в столичном парке, где играл духовой оркестр. Вот описание, оставленное современником: «Всюду видишь группы островитянок в длинных белых платьях, с густыми распущенными черными волосами, темными глазами и зовущими чувственными губами.

У каждой в черных волосах — великолепная белая гардения; они удобно устраиваются на циновках, обмахиваются веерами и курят длинные канакские сигареты. Чуть видимые в полутьме, которая так располагает к флирту и интимной беседе, они принимают комплименты, хвалу и шутливые реплики мужчин с восхитительным обаянием, присущим этим жительницам тропиков, таким пикантным, благодаря их безнравственности, невероятно смелому языку и необузданной жизнерадостности».

Но это лишь первое восторженное впечатление от вахине. По словам французского писателя Дефонтена, «угодить на них невозможно, им всегда не хватает денег, как бы щедры вы ни были… Думать о завтрашнем дне и испытывать благодарность — и то, и другое одинаково чуждо таитянкам. Они живут лишь настоящим, о будущем не помышляют, прошлого не помнят. Самый нежный, самый преданный любовник забыт, едва ступил за порог, забыт буквально на следующий же день. Главное для них — опьянять себя песнями, танцами, алкоголем и любовью»…